Веле Штылвелд: Голос погибшей вселенной
Мир Орниса: созание Искусственного Интеллекта
Я когда-то знал этот язык. Он был удивительно звучен. Я ещё и сейчас иногда слышу сквозь сон:
– Зордак! Нхат пси, Зордак...
Так в Детстве мне случалось слышать:
- А гитен Шаббат ин гитер Юр, а шейнер ят... ятеле!
И тогда ко мне возвращается давно и прочно забытое:
– Лаутроп! –
Что-то есть в этом ответном от: “Мир вам под звёздами от идущего дорогой Любви!”, но в земных человеческих языках мне всё ещё трудно отыскать соответствие
своему ночному имени – Зордак...
Я только догадываюсь, что означает оно: “Идущий тропой сновидений”, и теперь древний язык начинает звучать по-новому, как если бы я возвратился на свою родную дорогу, как если бы я не сбился однажды с пути.
Но однажды с пути сбился не только я – человек, но и всё Человечество – столь печальное планетарное скопление прежде падших Богов, которые теперь и не помнят о своих разорвавшихся на части мирах, потому что не желают по-прежнему просто за них отвечать, и только совсем немногие с кровавым вожделением в голосе азартно смеются и неистово радуются:
– Милейшие дамы и господа, разрушение нашего совместного мира должно быть столь же восхитительным и по-своему неописуемо ярким, как и его зарождение. Нам повезло, нам страшно повезло – мы будем восхитительно разрушаться вместе с восхитительно разрушающимся миром! Мы... – и уже больше нет говорящего, очередного, восхитительно разрушившегося за одно только мгновение...
Вот примерно так же современные лингвисты пытаются разрушать мой древний язык, расшивая его на отдельные гласно-согласные, перебирая, как чётки, его слоги и разрывая отдельно непроизносимые фразы... Мой древний язык был величественным языком идиом, словосочетаний, одинаково понятным и людям, и птицам.
На моём языке нельзя было просто произносить «Нхат пси...» отдельно от всего остального, что так неумно, но старательно делают сегодня многие исследователи,
поступая, по меньшей степени, неразумно.
Нельзя сегодня выделить в отдельную мысль то, что у древних без слова Зордак было просто непроизносимо.
Стремление нынешнего мира понять мир вчерашний, увы, иногда куда как более чем стремительно. В этом стремлении мы проносимся мимо древних.
А штыл андер вельд!
Ведь кому ещё можно было желать: “Не перехитрить судьбу”, как не таким же как я, “идущим тропой сновидений”.
Ведь прежде, во времена существования моей личной вселенной это же пожелание переводилось иначе: не упусти своё собственное видение на тропе сновидений,
на что и полагалось таким же, как я, отвечать: “Лаутроп”, то есть – Мир вам под звёздами от идущего дорогой любви, от идущего Вестника, пришедшего в полное согласие с самим собой на бесконечной тропе собственных сновидений...
Вестником обычно выступал Орнис..
- Орнис - это птица, - тревожно спрашивал меня мной многолетний соавтор Игорь Сокол.
- Птица, птица, - соглашался я, не предавая огласки Ни Орниса, ни Сорника, ни Мурлона...
Теперь, когда читатель проник в тайну того, что было со мной, а возможно, и с ним самим, прежде я пожелаю ему, чтобы он однажды обрёл тот душевный покой, который так долго и так болезненно стремлюсь обрести я, сам по своей природе, такой же Вестник, не успевший сообщить жителям своей вселенной о грядущей безотлагательной катастрофе, которую только упомянутый ранее так внезапно погибший циник мог называть прекрасной.В той катастрофе мир словно замер.
Нет, для меня, и поныне живущего, та прошедшая катастрофа так и осталась ужасной, и теперь полного осуществления себя прежнего я смогу достигнуть только тогда, когда сольюсь со своими разнородными видениями прошлого, в котором у меня были и высочайшие титулы, и величайшее доверие от имени тех, кто-то из которых больше уже никогда не придёт. Они так и замерли в своем возрасте и в своих так и не свершенных деяниях... Как, например, Орнис...
Мир вам под звёздами от идущего дорогой Любви! Я отыщу к вам пути – ваш Жрец, ваш Вестник, ваш Прокурор, ваш скорбный Летописец и ваш отвергнутый Маг.
Пока вы не пришли разрушать мир моих земных сновидений. Я как никто иной знаю, что однажды эти сновидения выйдут наружу – ведь шила в мешке не утаишь, и их земная материализация, назовите это так, хотя на самом деле всё будет иначе, убедит скептиков, что существовали предтечи нашего земного мирка, на который мы сбились - спрятались самих себя переждать.
Но если только всё это так, то пережидать себя нынешних нам предстоит целую Вечность. И всё только потому, что мы плотно прикрыли за собой занавес в прошлое.
Что поделаешь, когда современное Человечество начисто забыло свой единый древний язык...
– Нхат пси, Зордак!
– Лаутроп тебе, Человечество!..
Я же когда-то знал и древнюю пиктографическую тайнопись тех, кого уже не вернуть. Я читал её бегло и расторопно, не запинаясь ни в едином месте, как это делали позднейшие жрецы, и как даже этого не способны сделать современные научные головы – все эти многочисленные светила, светочи и авторитеты.
В своей прошлой вселенной я безжалостно изничтожал подобных авторитархов смехом, ибо только его с моей стороны заслуживали они в прошлом.
Что и говорить, сегодня я уже ведаю, что ещё вчера и в этом своём я был прочно и погрешимо неправ. Ну хотите, я скажу сейчас, что каюсь, но тут же замечу, что не они,
авторитархи, способны убеждать меня в том, что всякая полночь просто объелась пирожков с гуталином!
И вы в это не верите?!
Так же как я сегодня могу поверить в то, в чём меня и вас пытаются убеждать, например, нынешние авторитархи, прочно утверждающие, что никогда ранее не существовало прежде разрушенных вселенных и даже мельчайшего космического праха некогда рассыпавшейся планеты – легендарного Фаэтона!
В отличие от них, я иногда ещё пытаюсь читать пришедшие ко мне сквозь обрывки снов криптограммы, и тогда я снова узнаю и выпуклую восьмигранную звезду
с четырьмя двойными крестами, и кричащие о себе треугольники с въехавшими в них трапециями, а на поперечном разрезе любого спелого яблока вижу правильный
пятигранник пятиконечной звезды, олицетворяющей меру космического в человеке земном, а не том, которого искусил яблоком легендарный библейский Змий.
Затем идут знакомые с поры второй человеческой дикости известные всем традиционалии. Например, окружность с точкой внутри, либо просто окружность.
А ведь в первом случае это не просто – только в год активного солнца, а во втором – солнечный круг, нет, я уже сказал выше об этом.
Характерными для моей погибшей вселенной были и графические идиомы, перечитывая которые, даже с теми искажениями, которых я сразу, впопыхах при записи
по памяти просто не замечал, я узнавал последние послания тех, кто погибал в мире, который я, как и каждый из явившихся на Земле, однажды предал…
А в те далёкие, последние перед катастрофой моего нездешнего мира ночи я носился и блажил по бесконечному городу на безрулевой мотошляпе с азотно-водородным
двигателем, который только что был изобретён.
Изобретение этого двигателя на азотно-водородном синтезе как ничто иное сознательно сдерживали жрецы, ибо при их работе этих двигателей происходил синтез макромолекулярных амёб, “которые … провисали” многокилометровыми нитями над их прежде экологически чистым миром.
И эти амёбы постепенно превращали мой разрушенный мир в сморщенное, страшное, уродливое существо, пожирающее эмоции тех, кто позволял себе
самые малые дозы отчаяния, слабости, безнадёжности.
Ведь в том прежнем моём мире жизнь была куда протяжённей, чем нынешняя жизнь у землян. И вот эти страшные эмоциоскопические макромолекулы постепенно всё более плотно окутывали мой мир усиленным до безумия ужасом, который однажды и сотворил в моей прежней вселенной столь невероятный для условий наказанных на Земле землян Армагеддон, и этот Армагеддон и поглотил и голоса погибшей вселенной, и её
пиктограммы, и саму память о ней...
Мой мир превратился в объятый ужасом и населённый ужастиками гибнущий межпланетный корабль, и могучий всеразрушающий хаос раз и навсегда разнёс его на куски…
Но разнёс ли? Или тогда так только казалось. А пока переднее крыло моей мотошляпы, под которым вместо колеса лихо крутилась моя широкополая осенняя шляпа, вдруг стало вытягиваться вверх и разламываться пополам. Оно было первым, что желал немедленно поглотить растревоженный человеческим ужасом ненасытный вселенский хаос.
И тогда я решил возвращаться в мегаполис, от которого в ту ночь я отъехал более чем достаточно. Но когда я попросил у одинокого ночного прохожего указать мне дорогу назад, то он мне указал ехать вперёд.
– Ты ведь, Зордак, в своём деле Колумб. И неважно, откуда ты начинаешь. В любом случае твои открытия впереди... Они ждут тебя, и что тебе толку упрямиться? Ты имеешь на это не более прав, чем я на то, чтобы быть случайным пришельцем в твоём сне-инициации.
Хорошенько запомни меня. Я курчав, как и в пору моего цветочного владычества. И ты судил меня однажды, на планете Цветов. Как же тогда, прокурор Зордак, ты был неправ!..
– О таком, странник, не надлежит толковать по ночам. Я бы хотел потолковать с тобой днём. Скажи только, как зовут тебя?
– Стазиш. Меня зовут Стазиш. Мы встретимся с тобой в настоящих земных сумерках. Но запомни, Зордак, ты сам этой встречи желал!
Береги шляпу, Зордак – прокуратор Вселенной!
– Береги и ты голову, Стазиш!
– Очень позднее предупреждение. Увы, из-за тебя, Зордак, своей головы я уже однажды
не снёс.
И тут Стазиш скорбно снял с себя свою курчавую голову и резко швырнул её прямо под мотошляпу.
Таким был сон.
Комментариев нет:
Отправить комментарий