Мой росчерк Времени останется в веках:
жил, был, поэтил - на свой риск и страх!
Автор
Ω
Мы
по крови — принцы крОви, а на выдохе — инфанты:
с
каждым — Бог у изголовья, в каждом — ангелов таланты…
Мы
по крОви — принцы крови: люд служивый здешних мест —
не
умеем жить в алькове — подавай нам Эверест!
Мы
по крОви — принцы крОви — сжаты в цепкие тиски —
кто
играет на кларнете, кто спивается с тоски…
Мы
по крОви — принцы крОви — мир спасаем на крови:
подуставшим
в светлой нови возвращаем лик любви…
Но
на пик Любви не рвемся, потому что в том наш крест —
мы
в любви живем в колодце здешних невеликих мест —
упрочняем
наше право жить при Храме на кровИ —
расплескав
галонны боли ради солнечной любви.
Ведь
любовь не на вершине — на подножии своем —
здесь
она себя целила, здесь исток и окаём!
Ω
Вглубь
колодцев дворов забредая не раз,
бродит
старый скрипач с жуть замшелой сумой.
Льются
звуки легко — полонез, падеграс,
но
печальные тени встают за спиной.
Прежде
молод он был — с цирком мир колесил,
на
парадах-але первой скрипкой звучал,
по
канату на вантах упруго ходил
и
любовью всегда на любовь отвечал.
Но
иссякла река переездов и встреч,
и
пришлось пережить отпевание лет…
И
уже больше нет прежде ангельских плеч,
А
в колодцах дворов — полутьма, полусвет…
Вглубь
колодца веков отступает рассказ,
где
звучал много раз… полонез… падеграс…
Ω
Вот
опять оступаются в сторону, вот опять опускаются ниц
полуангелы,
полувороны, человечьих не зная лиц…
Ни
старушечьих, ни младенческих, ни отверженных, ни святых,
ни
рождающих в муках, – женских, ни чужих и ни дорогих…
Полуангелы,
полувороны, им бы только души клевать…
И
кричит душа во все стороны, – только некому унимать.
Ω
Солгут ли мудрецы и мудрословы, когда узнают то, что мы
вдвоём
поставили извечные заслоны (о том мечтают страстные пижоны:
и старики, чьи вытерты кальсоны, и юноши, поющие канцоны —
их пенья: нестихающие стоны…) - читай по тексту: с памятных
времён.
Солгут ли? В том и суть, что не сумеют, найти любовь, с
которой молодеют,
в которой зреют, странствуют, седеют и обретают право быть
собой!
Ω
Моя окраина Парижа – в
родной стране:
я выжил в ней, хоть без
престижа - на самом дне.
Я вырос в ней из нот
окрестных и горьких ран,
но парижанин я, хоть
тресни, возможно, Жан…
Возможно Поль, но не
Верленом свой прожил век,
как старый добрый автор
Веле, - пишу для тех,
кому в Париж не дали лыжи и
пассатиж,
а я бывал пленен Парижем,
как старый стриж.
Влетел, промчался и остался
в его душе -
клюю по зернышку лекарство:
парле франсе?
Но говорить о нем без
страсти я не могу,
и умоляю вас: пароле! – в
ночном бреду.
Ω
Уедем в
маленький Париж без права на откос.
О чём до
времени грустишь, о чём молчишь всерьёз.
Во сне печаль
иль наяву придавит дней канву...
Уедем в
маленький Париж - в волшебную страну.
Всего треть
города на ней, а то и вовсе пядь,
но там везде
цветы живей, и время льётся вспять.
Там увильнуть
из прошлых дней легко и просто вдруг,
но там все
чётче и больней, когда в печали друг...
Там все
премудрости земли в улыбке простака,
и академики
мудры лишь тем, что на века.
Они забросили
в клозет все опусы свои
и почитают
трафарет обыденной любви...
Там есть у
каждого права парить над миром тем,
где не
изгажена трава, не скошена совсем,
давно растёт на
той траве бобовое зерно,
а из зерна по стеблю
вверх - дороги полотно.
По той дороге
- тут и там - несутся чудаки,
кто в поездах,
кто сам-на-сам с изюминкой мечты.
У той изюминки
шальной свои и плоть, и стать -
способна
запросто она огромным миром стать.
И трубадуры
известят о том на весь Париж -
такой же
маленький, родной - от травушки до крыш...
Кому?
Неведомо. Зачем? - Не спрашивай меня...
В Париж уедем
насовсем, к каштановым теням!
Ты был мне
друг, а я тебе... неясен наш удел,
но за спиной
осталась грусть и груз нелепых дел.
И явит
солнышко в судьбу брильянты Кордильер,
и флибустьеры
наяву -- пиастры вешних сфер.
Уедем в
маленький Париж, в волшебный аромат.
И мир оглохнет
от любви и тронется с ума.
Уедем в
маленький Париж с тобою навсегда…
Падам-падам-падам,
мадам. Падам-падам-падам…
Ω
В волшебных городках прошедших сладких снов
жила моя родня средь сказочных миров.
Сквозь улиц кортюшен сбегали в вечность дни.
И не было средь них хулы и злой молвы.
Заложники эпох в сусальном полусне –
Таким был мой народ на хоженой земле.
Средь тихих синагог, костелов и церквей
бродил седой старик с лукавинкой в судьбе.
Хоть вальсов он не знал и мало ведал нот,
всегда с собой таскал нелепейший фагот.
Он прежде знал шофар, Всевышнему служил,
Но жизнь его свела, ув-ва, совсем с иным.
И штетеле рыдал от тихих светлых нот,
когда старик вдыхал созвучья в свой фагот.
Хоть звали старика по-здешнему _ Евсей.
Приплыл издалека его души элей.
Сквозь плавни древних нот и патоку псалмов
пришел к нему фогот, как к музыке – Эол.
Я будто перед ним смотрю сквозь бездну лет,
А праведник Евсей играет минуэт.
Налобника тфилин, под талесом сюртук,
И как любви Завет звучит волшебный звук.
Ступай смелей вперед, потомок, не робей –
Пока звучит фогот, ты в жизнь свою поверь!
Три шага до любви, два шага от судьбы -
ступай скорей вперёд, пока звучат Псалмы!
Ω
