Веле Штылвелд: С боку припёка, часть пятая

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть пятая

Ирина Диденко: Графика

Что за чёрт? Кто определит мне: кто есть кто на этом застолье?! Кто здесь приглашённые в качестве гостей, а кто кунаки, и что тут делают кунаки кунаков и все прочие прихлебалы?

Батоно Веле, зачем так волноваться? Это различие определил ещё ваш покойный коллега Тимур Литовченко в своём фантастическом видении всяческих новых сект и застолий. Помнится, именно там у него были люди в чёрно-белых плащах.

- Всё верно, батоно, но странно только то, что главного вы не прикинули: ведь часть из них имеет плащи с чёрными подкладками, и это б+ольшая и не самая яркая часть, и плащи у них грубо шерстяные. Но более высокочтимые из них те, у кого плащи имеют тончайшие белые атласные подкладки. Вот это и есть ваши гости и их здесь именно по плащевым подкладкам можно узнать.

Но когда вы с  Юркой пишете песню, то  вы никогда не думаете о том, как вы будете её контролировать, и она сама обретает крылья: когда только под крылаткой плаща, когда  силой духа, а если к тому же дух ещё народный да более задиристый и земной, то не вы  уже будете решать судьбу вашего детища - оно само найдёт реи своей последующей славы и распорядится этой Славой народ - все эти кунаки и кунаки кунаков, от которых сегодня вы не в восторге.

- Что уже тогда нам прикажете делать? – Тут уже оторопел я.

- Пейте кахетинское вино из этих высоких и белых, как ваши внутренние побуждения, кувшинов, и старайтесь быть к людям мягче,  поскольку их мировоззрение более полноводно и более широко значимо для собравшихся здесь людей. И если они при своём отличном от вашего мировоззрения прислушиваются к вашей песне, то эта песня будет тому виной, а не ваши душевные чики-брики. Значит, это песня зашла в народ, и народ поддержал эту песню, подхватил её сделал своей. И только тогда зазвучала она уже самостоятельно вне времени и пространства, без надёги на вас!

Да и разве можно понадеяться на вас, интитюльки? Выхлесты вы туевы в ваших этих псевдонародных белых плащах…

Как ни крути, а кандидаты в этих только в туда-сюда около всяческих плащах! А ведь, по сути, вы до сих пор не отвыкли ковыряться в собственных глубоких носах: кто жирными пальцами, кто тощими разномастными доктринами, кто нелепыми постулатами… Эх вы, так и не понявшие главного: да всем им просто дело ни до одного из вас.  С этим и живите и пейте по жизни один кислый квас! Ведь всё  дело в подкладочных!

А всё потому, что на деле и атлас подкладок скользкий, и сами скользкие и пространство скользкое вокруг вас с юркими чудаками, и не имеет это пространство ни к каким простым кунакам ни малейшего отношения! Просто регулярно молите бога, чтобы эти сирые кунаки сделали бы и вас кунаками, и научили бы обращению с истинным Богом. А иначе, зачем вам молиться, если не  назначено возродить в себе истинную веру в мир, в котором вам было назначено сущностное начало, от которого вы чуть было не отчухрынились.

- Ну да, народ на сей раз поддержал, если не вас, то вашу песню. И это песня теперь, а не вы, расправила крылья! И отныне эти кунаки теперь не только ваши друзья, но и ваши Хранители в виде ваших же неярких, но повседневных земных ангелов, которые безусловно подточили ваши воздушные замки из слоновой кости, и теперь вам в них не комильфо: вот потому вам сегодня надлежит возвращаться к людям… К тому же и командировка в это сновидение ваша закончилась. Рота подъем, выходи строиться!

- Это почему же? – крайне решительно запротестовали мы с Юркой.

- Потому что весь ваш нынешний сон и вашу ещё не спетую песню прервали такие же мелкие, но очень благородные в себе и исключительно для себя люди, которые решили, что вы не доросли до своей песни, потому что не досочинили себя…

Вот в чём собственно и состоят их  общие недовольства. Так что петь они теперь будут сами  - без вас, и со временем переиначат и мотив и слова… Так что вам в жизнь, а они продолжат петь уже без вас к тому же после вашей обильной для них сирых трапезы - все они уже поели ваших вареников с мясом, а, значит, тем самым подтвердили свою скорую смертность, но коды их голосов достанутся их потомкам и те уже подтянутся и подпоют эту песню, в которой уже не останется ни единого слова и ни единой ноты от вас и ваших усилий. В истории так уже было,  и не однажды.

Правда, завтра эта новая песня где-то переломает вчерашний единый строй и станет их внутренним содержанием, навсегда выпрямив их сущность, и тогда, возможно, они вновь обретут себя и снова станут людьми. Только за этим они вас и позвали в этот остывший ваш сон. Пробуждайтесь… А с этим shat up и wake up!

- Но почему всё всё-таки происходит всё именно так? – тут же захотелось проанализировать и подумать: ведь где-то и впрямь вихрились и множились всё новые и новые музыкальные линии, ведя нас к истокам древнего логоса и давно исправленных звуков, которые прежде были доступны только далёким предкам. И тогда песня обретала совершенно незнакомое прежде второе звучание и уводила на глубину, разрушая мнимы духовный … - Так что прощайте и пробуждайтесь…

Тут уже и до Мелкого  стало доходить, что   у вас на нашей  грешной Земле никакой на самом деле сам он человек не случайный, и создан не для того, чтобы прожить шлопером дорожным по поездам, в которых его редко кто мог поймать, но вот поймали же, сломали хребтину и выбросили из поезда на  полном ходу, с правом на посещение грешных снов.  

Последние слова, которые он услышал был примерно следующими:

- Так ты говоришь, не поймаете вы меня, мол, юркий и изворотливый я, мелкий шустрый… На все уловки есть монтировка, гаденыш ты, Мелкий… Вот и лети птицей вольною и пусть вагонные пары тебе споют за упокой твоей воровской тухлой душонки, ведь что-то в жизни ты так и не понял. Аминь!

Так и не сумел им Мелкий ответить, мол, никогда не берущийся за куш  к которому он не дюж, не знает об этом заранее…

Рота подъём выходи строится. – Вновь прозвучало при окончательном пробуждении жизненных озверенышей.

Господи, да откуда же всё это нахлынуло?

Как откуда?! Из соседней подворотеньки жизни: так уж случилось, что по подворотням нас не раз потаскало, оттого-то на впредь жизнь уже от них воротила при каждом новом жизненном поветрии. 

И не пиши мы песни, и не роняй в них звуки, которые становились кодами, были бы и мы безмолвными и безликими без явными и наклонёнными по любому поводу. Но рождённые нами звуки всё-таки имели особую цену, и  за неё нас и держали в жизненном полете на бреющем, за то как видно и были нам благодарны и окрестные кунаки, и кунаки кунаков, безвольно подошедшие к краю бездны, из падения в которую мы их и вырвали… на самом краю бездны из собственных несовершенств, которые и превратили всех этих кунаков и их кунаков в мелких  озверенышей жизни, за которой они скрыли свою истинную первосуть - растворили её, размазали и обрядились в плащи с белыми атласными подкладками, в р и нелепом желании стать дл всего окрестного мира судьями.

Но наша жизнь продолжалась… А для людей, пришедших в этот странный казалось бы со останется главное: если даже переиначить все слова, звуки и краски, всё равно останется Знак, что однажды  эти люди запели!

Мимо проплывала череда дней и событий, всяческих поступков и дат, мы с Юркой расходились по в параллаксу времени в жизнь:  в свои окрестные неписаные миры, в которых жили старые и новые звуки, рождавшие неожиданные и чуть даже волшебные созвучия слов, к которым пристывала та или иная мелодия и рождались новые песни, которые нам ещё только предстояло трепетно создать и услышать, хоть Юрка и строчил в эсемесках, что новых мелодий у него уже не осталось, и даже уже срывался ворчать.

Но ко мне и в новые сны, как и накануне, но уже значительно позже приходили какие-то давно забытые вчерашние наития и ощущения,  хоть и чаще всего детские, когда всё можно было переиначить, перенаправить, переназначить и переправить через какие-то ещё не разошедшиеся расщелины боли.

Решил бы тогда я жить по-другому, то и итоги бы в конце моего земного пути были бы иными. Но мы уже выбрали свой путь и шли по нему припеваючи без оглядки на тех, кого это решительно не устраивало или только как-нибудь раздражало.

Именно так мы писали и продолжаем писать свои песни, постоянно развивая свой совместный талант, на который нас сподобили советские интернаты  порой и под грохот уже не пионерских, а иных барабанов  уже не интернатовских барабанов повседневной, поседевшей от постоянной серости жизни.