1.
Из Тель-Авива туберозы пешком по Киеву бредут.
Им невдомек декабрьский дождь в плаще от графа Калиостора
бредет по Киеву короста и тихо песенку поёт:
- Мой Город, мой в плащах из грязи - не шибко князи на виду -
равно здесь плебса в мутной вязии авакадного рагу.
Его разбрасывают ноги в разброд бредущие в чертоги
домов, квартир, диванов, нар, где сон для всех как Божий дар
2.
Еврейское сиртаки к Петровской синагоге.
Здесь ветхие ступеньки, под ними - паучки.
На лапках их паучьих в грядущее дороги,
но рядом, за порогом толпятся старички.
В далеких девяностых они пришли за нахес,
Нью-йоркские цедрейты прислали им харчи:
здесь мед, изюм и млеко, маца и чуть для смеха
иной себе халемес в добавку для мацы.
Но очередь нивроку - за окнами Пурим
и пляшут бурно старцы: Даешь, даренный пир!
Как видно, Мошиаха последняя рубаха
была легко и просто разодрана до дыр.
И вот они - герои, любой - Аника-воин,
и всяк из них достоит награды и молвы.
Но служка старый Лёва - мишугине с Подола
Мычит своё упрямо: - По списку проходи.
3.
На сидур купил сапожник Циле с Розой два пирожных -
с цифры Помнить к цифре Знать - тут же принялся плясать
толь от счастья, толь от хмеля, словно сказочный Емеля,
далеко не бедокур он воспитывал не дур,
а красоток и хозяек, по всему милейших заек,
чисто лапушек в миру, здесь ни словом не совру.
Но сидур прошел и шмяк – сел сапожник на пятак –
Сколько б он не суетился - босоногий мир явился,
где щиблеты и шкандыбы носят в море только рыбы,
сколько их не обувай, не услышишь и бай-бай!
Эта рыбья чешуя для сапожника - Хана!
Циля с Розой жарят рыбу за вселенскую обиду.
Им сапожник на сидур купит швайку от кутюр.
Сколько швайкой не маши - не получишь беляши.
Видно замуж им пора - вот халемес. Вот дела…
4.
В волшебных городках прошедших сладких снов
Жила моя родня средь сказочных миров.
Сквозь улиц кортюшен сбегали в вечность дни.
И не было средь них хулы и злой молвы.
Заложники эпох в сусальном полусне –
Таким был мой народ на хоженой земле.
Средь тихих синагог, костелов и церквей
бродил седой старик с лукавинкой в судьбе.
Хоть вальсов он не знал и мало ведал нот,
всегда с собой таскал нелепейший фагот.
Он прежде знал шофар, Всевышнему служил,
Но жизнь его свела, увва, совсем с иным.
И штетеле рыдал от тихих светлых нот,
Когда старик вдыхал созвучья в свой фагот.
Хоть звали старика по здешнему Евсей,
Приплыл издалека его души элей.
Сквозь плавни древних нот и патоку псалмов
Пришел к нему фогот, как к музыке – Эол.
Я будто перед ним смотрю сквозь бездну лет,
А праведник Евсей играет минуэт.
Налобный тифилин, под талесом сюртук,
И как любви Завет звучит волшебный звук.
Ступай смелей вперед, потомок, не робей –
Пока звучит фогот, ты в жизнь свою поверь!
Три шага до любви, два шага от судьбы
Ступай скорей вперёд пока звучат Псалмы!
5.
В заштатных городишках. местечках, хуторах
Живут потомки Мишны, влечет их Мошиах.
Живут потомки Торы и свято чтут Творца.
Как штрудель шхейны Доры, как мацебрайт маца.
Они судачат всяко во дворике своём
У местной синагоги, о том, что жизнь путём.
Хоть есть иные беды, дались они, к чему -
всё выльется в беседы подвластные перу.
Судьба она не дышло, как дышишь, так и рвёшь.
А что сорвалось. в Мишну запишешь как живёшь.
Мол, дней имел потуги и силу, и любовь,
Но вот явились вьюги и остудили кровь.
И светлые порывы не в той уже цене,
Когда души нарывы кровавят а стерне.
Хоть жизнь иных убога - и им нас не понять,
Дано и нам убогих прощать и принимать.
Их ненависть нелепа, их хамство на крови,
И саван им из крепа не нужен для земли.
Не мёд у них и млеко, а МЕД и МОЛОКО,
Но вместе пьём из глека криничное питьё.
А если нету в списке, соси судьбы ириску.
Судьба - она не киска, вот с ней и говори,
что твой не выпал жребий: пурим - он тем Пурим,
что без мацы и в хлебе отыщешь сущий мир.
Ведь подле синагоги бомжацкая страна,
что сирых и убогих - тут издревле сполна.
Здесь рюмку в наливайке тебе нальют за грош
козацкой самогонки, и с тем ты проживешь.
Здесь вместо мёда сало с соленых огурцом,
я выпил здесь не мало, хоть с мёдом и мацой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий