Когда мы бродим по житейским тропам

Когда мы бродим пожитейским тропам, они становятся своими навсегда.
Вот там взошла на взгорок Пенелопа и протекла истории река.
А Одиссей-Уилис в одночасье пробрался в тексты вычурных писак.
Они ему втирают всё о счастье, а Пенелопы маются в веках.

Они ему о радости, что вскоре постигнет Одиссея-чудака,
а он простак таращится на море, хоть Пенелопа вроде не вдова.
И жизнь не остановлена на бреге, и осаждают тетку мужики,
а Одиссей, явясь в нелепом пледе, давай косить из лука их полки...
 
И залита слезами вся Европа - один мудак, а столько смертных драм.
Но не бредет до хазы Пенелопа - поди пойми причуды древних дам.
Оставь причуды в прошлые заброды, ступай чудить в нездешние края,
где что ни взгорок - тут же Пенелопа, а Одиссей гребет туда-сюда.
 
Ему привычно каверзно не вскоре являтся в балдахоне с кисией,
ему по пояс пропитое море, и по щиколдки руганье с женой...
Но он не бросит мир на поруганье, в котором тропки выжались пути,
куда ни шаг - дороги мирозданья и всюду Пенелопы - не пройти.
 
Старухи балдахоны ткут привычно. - Ты, штоль, милок дежурный Одиссей?
возьми и пользуй, что уж там - обычно: ты как и все, сутяга - прохиндей!